Он проколося на бревне.
Бревно поперёк тропинки - часть трассы короткой дистанции - осталось с прошлонедельных стартов.
И пока мы шли до него, Гогоньскому практически удалось убедить меня в том, что мои 70 кг вносят в его организм совершенно непоправимый диссонанс. Настолько непоправимый, что спинка у коня прогибается, ножки подкашиваются, и что с коня нужно немедленно слезть и пойти, как вчера, гулять его в руках. Ибо на большее он не способен.
Сиротинкушка обыкновенная, зело несчастная, одна штука
В общем, я почти поверила.
Но бревно испортило весь расклад.
Ибо троеборная лошадь, которая при виде бревна пучит глазья и делает ой-ой! - это точно не троеборная лошадь, которой очень, ну просто очень плохо.
- На сосне весёлый дятел белке домик конопатил... - промурлыкала я. - Кажется, кто-то конопатит мне мозги... а, дятел?
"Дятел" в ответ пренебрежительно фыркнул, за полтора года совместной он уже точно выучил - бить не будут.
В силу извечной своей дурацкой привычки ронять хлысты, длинный выездковый я в поля уже не беру.
Но восьмидесятисантиметровым с хлопушкой - главное его достоинство состоит в петельке, которая надевается на запястье - тоже можно вполне убедительно щёлкнуть по рыжей ленивой жопе.
- Хэп! - удручённо констатировала рыжая жопа, мгновенно меняя убогий шаг-тюлюп на приличную широкую рысь. Видимо, подразумевался тот шит, который хэппенз - но лексикона малясь не хватило.
Возле коровьего пляжа мы даже подрались.
Ибо Гогоньский твёрдо и непокобелимо утверждал, что пара километров - вполне себе норм моциончик, и мы уже идём домой, вот прямо отсюда, поворот на 90 градусов и опять прямо, до конюшни. А я - что поворот в этом плане лишний, и движемся мы просто прямо.
Почему-то о том, что под жопой у меня вообще-то жеребец, когда-то славный своими манерами и отправивший на больничную койку не одного всадника, я всегда вспоминаю уже сильно потом. А не тогда, когда с помощью пинковой тяги вношу очередную ясность в вопрос о том, кто тут кому жеребец.
Возможно, потому что за полтора год верх неповиновения, который я от него видела, это зажать ухи, задрать башку и вот так, с дурацким лицом, начать присаживаться на жопу и пятиться. Причём, если его в этот момент выслать посильнее - то тут же всё и заканчивается, как не было. Вперёд? Ну ок, вперёд.
Осень не золотая уже, серебряная.
Конь лишается. Лишается конь. Все видели?
На обратном пути мы занимались ерундой.
Я очень люблю заниматься ерундой, которая приводит коней в активное смятение чувств и кипение мозгов.
Плечи и пируэты на дорожке в поле - к такому жизнь троеборную лошадь не готовила.
Потому что в любой ерунде, которой я занимаюсь с конями, всегда есть тайный глубокий смысл. Ездить я никогда, скорее всего, буду плохо - значит, моя сила в том, что я умею делать хорошо. В мОзгах, ага.
Поэтому вся ерунда, которой я занимаюсь с конями, направлена на одно - лошадь должна сделать то, что я прошу, в любой момент, в любой обстановке. Никакого "вот плац, тут у нас выездка, вот поле, тут мы скочем", никаких стереотипов, только творческое приспособление.
- Чёртова баба, - традиционно выругался окончательно размявшийся и разогнавшийся конь, лёгким галопчиком внося меня на подъём тропы перед калиткой. - А всё так хорошо начиналось...
В общем, сегодня один-ноль в пользу меня.